Движения государства в сторону грубого лоббизма ни к чему не приводят. Качество продукта дает хорошая конкуренция. Из заводов гигантов, например, «Лидское пиво» первым стало выпускать массовую линейку с новыми вкусами. И остальным ничего другого не оставалось, как делать то же самое. Механизмы, которые работали раньше, когда крупные производители разрабатывали пять сортов пива и варили их 2—3 года, сегодня не работают.

На белорусском рынке пивоварения сегодня никто не прибегает к протекции или грубому лоббированию интересов. У нас есть конкурентный рынок, и он оставляет лучших. Раньше на полках магазинов было засилье Оболони и Балтики. Сейчас мы вытеснили и российское, и украинское пиво, и наши сорта ничуть не хуже. Это победа белорусского производителя, и она состоялась не из-за того, что запретили импорт, а из-за того, что наши за те же деньги стали делать хорошие сорта.

В ресторане «Арбат» 10% принадлежит государству, и беды здесь никакой нет: нам не выкручивают руки, не ставят препоны. Они, как и мы, заинтересованы, чтобы была прибыль и дивиденды, чтобы бизнес развивался. Так что для нас госдоля не оковы на ногах, нет.

Я не считаю, что государство должно продавать все частникам. Есть опыт Китая, Тайваня, где наличие госдоли на предприятии это большой плюс. В нашей ситуации возникает другой вопрос: как государство работает с бизнесом? Если этот вопрос нормально отрегулируют, уверен, многие бизнесмены будут стремиться работать с государством, ведь у него есть что взять.

Что может взять частник у государства? Да те же самые пустующие помещения. Почему нельзя сделать частно-государственное партнерство, в котором 30% будет принадлежать государству и 70% — частнику. В таком случае можно экономить и не вкладывать в покупку помещения. Правда, здесь государство должно дать гарантии возможного выкупа этой 30-процентной доли.

В нашей стране законы устроены так, что государство не желает четко отличать, где твои решения были коммерческим риском и предпринимательской неудачей, а где ты сам сознательно воровал деньги. Этот вопрос решается методом обуха: «надо посадить, чтобы остальные боялись». Вот все и боятся. Это неправильно. Когда один акционер приворовывает деньги у другого, государству до этого никаких дел. А если речь идет о государстве как акционере, у которого воруют, надо сразу же сажать, других вариантов нет.

Жулика надо сажать — вопросов нет. Но если человек, допустим, купил какую-то единицу оборудования, а оно не пошло (в Китае ему показывали одно, он заказал, а пришло абсолютно другое), и 50% бизнеса принадлежит государству, велика вероятность, что этот человек идет в тюрьму — он причинил ущерб, привез ерунду, не запустил оборудование.

Эта проблема не решается. К сожалению, пока работа идет по принципу: запустить по воде больше волн, чтобы взбодрить это болото, показать всем, что уворовать у государства — это плохо.

Народ сам по себе пить не перестанет, как не пропагандируй здоровый образ жизни. Ну не станет 50-летний человек, который всю жизнь пил, ездить на велосипеде, бегать кроссы и заниматься йогой. И здесь вариантов два. Первый — не доводить молодежь до состояния этого 50-летнего человека. А второе — это замещение. Любой из нас может заместить один алкогольный напиток на другой. Если доля акцизов на вино не представляет большую часть экономики, нужно пожертвовать ими, чтобы в Беларусь завозилось хорошее вино за 8—9 рублей. Мы приезжаем в Италию, Испанию и восхищаемся вину, литр которого стоит €2—3. За такую стоимость и в нашей стране оно станет интересным, потребление его будет расти. И этот рост будет обеспечен не потому, что кто-то перейдет с Кока-Колы на вино, а потому что люди будут меньше потреблять водки.

Мне не нравится, что в нашей стране ночью купить спиртное легче простого и что на наших заправках разрешено торговать алкоголем. Это побуждает людей к употреблению алкоголя, а в последующем и к нарушению закона.

Я всегда завидовал времяпрепровождению людей на Западе. После работы они встречаются с друзьями, выпивают по бокалу пива. Не напиваются, не засиживаются до ночи. Нам культуры пития, конечно, не хватает.

— А результат чем меряется?

— Где-то деньгами, где-то самовыражением и развитием. Результат есть всегда. Даже негативный опыт я считаю нужным результатом, потому что ты понимаешь, как делать не надо.

— Когда читал ваши интервью, показалось, что именно шитье привлекло эффектом «до» и «после». Это когда человек приходит один, а уходит совсем другой. И ты понимаешь, что результат его преображения — твоя заслуга.

— Не совсем. Ведь у художника это пустой холст «до» и наполненное смыслом изображение «после». Или пустой нотный стан у композитора, который садится за работу.

Для меня важно общение, потому что оно помогает понять суть человека и запрос: ему нужен новый стиль для успеха в бизнесе или для раскрытия внутреннего мира.

Если человеку нужно поменять стиль, это интереснее и сложнее. Например, из простого парня-айтишника, который открывает компанию, сделать эффектного представителя бизнеса. Да, здесь сильный эффект «до» и «после», особенно, когда ты узнаешь, что у него бизнес пошел, потому что его стали иначе воспринимать.

Есть клиенты, которые четко знают, что им нужен темно-синий пиджак в клетку с золотыми пуговицами. В таком случае я воплощаю конкретные идеи в реальность. Здесь уже важна техника, чтобы четко исполнить заказ.

Сейчас вокруг сплошные консультанты по стилю, стилисты, которые, по сути, продают воздух: они ничего не могут создать руками. Я могу отстроить гардероб под конкретную профессиональную среду от идеи до воплощения. Это дорого, но может позволить перешагнуть из одной социальной среды в другую.

— В интервью Citydog вы говорите: «Пришлось заново изобрести велосипед, чтобы научиться делать костюмы так, как их делают в Лондоне или Неаполе». Как их там делают и как у нас?

— В мире есть несколько школ костюма. Британская — это жесткий консервативный костюм; итальянская-северная — похожий на британский структурный костюм с жестким плечом, но с другой длиной и приталенностью. Есть южно-итальянская школа с более мягким костюмом, потому что на юге жарко. Еще есть малоизвестная сардинская школа. Там пиджак еще мягче, чем южный. По плотности он почти как сорочка. Есть американский sack — это мешковатый, плохо сидящий костюм, но сшитый на фабрике и стоящий условно небольших денег.

Когда я учился шить костюмы здесь, это была промышленная технология, заточенная на удешевление и ускорение производства. Затем я начал работать с клиентами и понял, что эти подходы неуместны. Людям нужно высокое качество, соответственно, это другая технология и другие ткани. Учитывая, что школа в этой стране была старая советская, которая не развивалась, пришлось учиться шить по книгам, статьям и разобранным дорогим костюмам. Всю эту историю нужно было наложить на местные реалии.

— В интервью вы называли себя и дизайнером, и портным. Если выбрать одно определение, то кем бы вы представились?

— Портной — слово, которое отражает конкретную профессиональную деятельность. Во всем мире одна из уважаемых профессий. С ними на равных общаются президенты и главы компаний, хотя они ремесленники.

Живопись, музыка — все это тоже ремесло. Но у меня язык не поворачивается назвать диджея музыкантом, потому что большинство даже не знает нот, сольфеджио, гармонии.

— Я заметил, что у вас скептическое отношение к людям, которые только видят образы, но не могут воплотить их своими руками.

— Почему? Я очень человеколюбивый и с уважением отношусь к поиску, желанию стать лучше.

— Но в вашей иерархии, кажется, они не дотягивают до уровня «профессионал», потому что не умеют делать руками.

— Я с уважением отношусь к шахматистам, математикам, к людям науки и врачам. Есть профессии, требующие высокой концентрации в ментальной сфере, продумывания.

Люди ручных профессий — художники, музыканты, портные — много времени вложили в мастерство. Человек, который умеет что-то делать руками, развивает себя. А ручной труд, наоборот, развивает мышление.

История перестройки показала, что люди инженерных профессий в бизнесе и добиваются успеха. А человек, который перекладывает бумаги, для меня это недочеловек. Может, слишком цинично.

— Если заменить такого работника на машину, ничего не потеряешь.

— О чем и речь. Конечно, и хирурга, который работает головой и руками, можно заменить роботом, но ему нужен будет такой же неглупый оператор. Просто у машины не будут дрожать руки.

— Плюс робота кто-то должен научить.

— Конечно. В Италии есть понятие «manualita», которое переводится «делать руками». Это в генетике итальянцев. Они быстро и легко учатся, тем самым обогащают культуру.

— Давайте тогда про Италию поговорим. К вам приходят люди обеспеченные. Для них не проблема слетать в Милан или Рим и купить хороший костюм. Вы понимаете, почему они выбирают вас?

— Все очень просто: время ценнее возможности. Я в Беларуси проводник западной культуры одежды. Зачем человеку, который едет насладиться красотой природы, города, тратить время на шоппинг.

— Шоппинг может быть частью отдыха.

— Да, но привезти из поездки интересных вещей это одно. Но если говорить про костюм на заказ в ателье Рима, потребуется три визита для примерок. А это перелеты, проживание. И стоить это будет в три-четыре раза дороже, чем у меня. Если вы живете в Минске, зачем делать лишние движения.

— А если не рассматривать пошив на заказ. Обеспеченный человек может купить готовый костюм из последней коллекции топовых брендов.

— Мало людей с идеальными фигурами, а бренды заточены на типовые формы. Телосложение также отличается в зависимости от генотипа, культуры питания и образа жизни в конкретной стране. Человек, который живет в пешеходном городе, будет стройнее, чем житель автомобильного. Немец отличается от белоруса, белорус от китайца — у всех разная конституция тела. Плюс вредные привычки: кушать любим, не любим спорт, сидим за компьютером и сутулимся. Сколько времени нужно потратить, чтобы найти бренд, который на тебя сядет?

Худому человеку, скорей всего, придется искать одежду в молодежных брендах, а это всегда невысоко уровня ткани. А хочется шелк и кашемир.

И главное, в магазине вы увидите то, что для вас придумал дизайнер.

— Но если этот дизайнер — законодатель моды?

— Если на вас это плохо сидит, какая разница, кто это.

— Это другой вопрос.

— Когда вы приходите к портному, перед вами на выбор тысячи тканей со всего мира. Нужен карман для сигары? Он там будет. Не любите ремень? Этот вопрос тоже решается.

Это кастомайзинг и он будет набирать обороты. Люди устают от глобальных брендов и хотят почувствовать уникальность. А тут вам предлагают типовую одежду. Да, она модная и придумана Томом Фордом или Карлом Лагерфельдом, но это не ваше. Они спроецировали на себя то, что сделали, и повесили на вешалку. С портным вы обсуждаете, как хотите выглядеть.

Хотите выглядеть чуть старше или помоложавее? Это решается выбором тканей и длины. Солидность можно подчеркнуть, если подбить плечи накладками и использовать тяжелые ткани. Хочется стать моложе — выбираем мягкую форму и используем мелкие детали, подчеркивающие индивидуальность.

— Для вас в одну линейку становятся Zara и Prada с Armani?

— Конечно. Разница в качестве тканей, в крое и экстремальной модности. Когда тренд спустится от Yohji Yamamoto до Zara, пройдет некоторое количество лет.

— Так фишка Zara в том, чтобы за две недели вывести на рынок последние тренды топовых дизайнеров.

— Да, но вы никогда не получите качество Yamamoto по цене Zara. Хотя Yamamoto и Zara это массовые бренды.

И типовой мотоцикл Honda, и кастомный от Юрия Шифа — оба едут, но выглядят совершенно иначе. Поэтому сравнивать топовые модные и масс-маркет бренды абсолютно нормально.

Модный рынок слишком переполнен вещами. Сейчас в аутлетах, на распродажах и в стоках можно найти одежду, которая была сделана для супермодных показов десятилетней давности. В принципе, человек может одеваться в стиле любой эпохи и времени.

Работа портного — это другая история. В мире моды они всегда стояли особняком. Они создают одежду под конкретного человека, которому не нужно быть модным, а хочется красиво выглядеть. Ведь модный и красивый это не всегда одно и то же, а нередко совершенно полярные вещи. Это как красивая живопись и современное искусство, которое может быть отвратительно. И то и другое — искусство, но одну картину ты повесишь в доме, а вот гниющую тушу животного вряд ли поставишь. Мода и швейное искусство вещи полярные. Можно быть модным, а можно красивым. Иногда эти понятия сходятся в одной точке.

Часто современные дизайнеры стараются эпатировать публику коллекциями, но это не значит, что мы это будем носить. Мы по-прежнему носим красивые сорочки, нам нравятся галстуки. Пиджак — одна из утилитарнейших вещей гардероба. Чиносы — легко. Классический костюм — нет ничего лучше для деловых встреч.

— Вот давайте про деловые встречи поговорим. Павел Данейко в интервью нашему журналу говорил, что современная бизнес-тусовка вместо строгих костюмов предпочитает casual. Согласны ли вы с этим? Заметили ли вы, как изменились запросы?

— На самом деле запросы поменялись и не поменялись одновременно. Люди по-прежнему хотят быть уникальными, но при этом они стали больше ценить удобство.

Современная одежда балансирует между двумя понятиями: уникальность и удобство. Человек, который умеет говорить на языке одежды, умело сочетает одно с другим. Кроме этого, он понимает контекст и умеет им пользоваться.

В мире есть мегаконсервативные сферы: финансовый мир Wall Street, дипломатическая сфера. Другой полюс — одежда для спорта и путешествий. Нужно четко осознавать, куда ты идешь и что ты хочешь сказать. Ведь люди надевают смокинги не для того, чтобы выпендриться, а чтобы подчеркнуть свою принадлежность к экономическому, культурному и ментальному слою. Но они точно осознают, что играть в теннис удобнее в кроссовках и поло.

Так и в бизнес-среде: есть митинги, на которых лучше быть проще, а есть встречи, на которых лучше поднять планку. Это умение говорить на языке одежды.

Смокинги, фраки подчеркивают личность владельца. Хороший деловой костюм — униформа, которая делает всех равными за столом переговоров. Следующая составляющая — рабочая среда, когда нужно тупо сесть засучив рукава и делать работу.

Для меня странно, когда люди приходят на мероприятия с высоко заданным тоном, в неподходящей одежде. Здесь либо человек чужой, либо он не организован. Никогда не поверю, что не успел переодеться. Есть клиенты, которые прилетают на пару дней в Минск и, еще будучи за границей, заказывают у меня одежду с доставкой в отель.

— Сколько такая услуга стоит?

— Это стоит просто денег. И все.

— Каких?

— Разумных. Это не мегадорого, а разумная трата и желание человека платить деньги за мой труд и продукт. Я готов приехать к клиенту и уважаю его время. Соответственно, хочу чтобы он это ценил.

— Вы говорили, что, когда начинали, было сложно искать работу. Как вы искали людей для ателье?

— В нашей стране это очень сложно. Здесь не так много людей, которые хорошо владеют техникой шитья, при этом грамотны и обладают вкусом. Со мной работают трое портных. Каждого из них искал лично. Потом был долгий период притирки.

— Где нашли?

— Кто-то пришел по знакомству, кого-то нашел через объявление, кого-то привели.

— Не хотели взять молодого работника учеником?

— В будущем, наверное, это станет самым трендовым способом искать людей.

К сожалению, программы обучения изменились со времен, когда учился я. Сейчас уровень образования в моей сфере снизился. У итальянских портных этот так: человек в школьном возрасте идет в мастерскую помогать. Со временем он становится профессионалом и получает профильное образование. Это правильный путь в любой профессии.